— Ничего ужасного не произошло, — твердо говорит Трис. — Ты меня понял?

— Ты не можешь указывать мне, что имеет для меня значение, а что — нет! — громко отвечаю я.

Нита возится на столе, хотя там все в идеальном порядке.

— Нет! — кричит Трис. — Ты такой же, каким был пять минут назад. Или четыре месяца назад. Или восемнадцать лет назад. В тебе ничего не изменилось. Абсолютно ничего.

— Короче, это вообще ни на что не влияет? — ору я. — И правда не имеет никакого значения?

— А что такое правда? — фыркает она. — Какие-то люди утверждают, что с твоими генами что-то не так, и ты им сразу веришь?

— Ты сама видела, — киваю я на экран.

— Я знаю, кто ты, — возражает она.

Качаю головой и отвожу глаза.

— Извини. Мне нужно пройтись. Увидимся позже.

— Тобиас.

Я чувствую, как груз внутри меня уменьшается, как только я покидаю комнату. Бреду по тесному коридору, который давит на мою грудную клетку, и выбираюсь в залитый солнцем зал. Небо ярко-синее. Слышу шаги позади меня, но для Трис они тяжеловаты.

— Постой. — Подошвы ботинок Ниты неприятно скрипят по плиткам пола. — Я ни на чем не настаиваю, Тобиас. Давай поговорим о повреждении твоего генетического кода? Мы можем встретиться сегодня вечером в девять. И еще… Только не обижайся, но тебе не надо приводить свою девушку.

— Почему?

— Она — «ГЧ», то есть генетически чистая. Значит, она не поймет того… Ох, мне трудно объяснить. Лучше некоторое время держать ее на расстоянии от… проблем.

— Ладно.

— Отлично, — кивает Нита. — Пока.

Смотрю ей вслед. Она бежит обратно в лабораторию генной терапии, а я разворачиваюсь и продолжаю свой путь. Сам не знаю, куда именно направляюсь, просто когда я двигаюсь, безумная информация, свалившаяся на меня за прошедшие сутки, чуть затихает в моей голове.

19. Трис

Я не иду за Тобиасом, потому что понятия не имею, что ему сказать. Когда я узнала, что я — дивергент, то восприняла это как некую тайную власть, которой нет у других. Вот что отличает меня от них, делает лучше и сильнее. Теперь, после сравнения наших с Тобиасом ДНК и картинок на экране компьютера, я понимаю, что «дивергент» — просто термин для обозначения определенной последовательности в моих генах, такой же как слова «кареглазый» или «блондин».

Подпираю руками подбородок и думаю. Люди вроде Мэтью уверены: их тесты — нечто важное. Они считают, что обнаружили признаки моего выздоровления, отсутствующие у Тобиаса. И хотят, чтобы я им поверила. Но я пока не могу. Не понимаю, почему сам Тобиас так испугался.

Наконец, выхожу из кабинета и сталкиваюсь с Нитой.

— Как он? — спрашиваю я.

— Я хотела убедиться, что он не заблудится, — отвечает она. — Резиденция — ужасно запутанная.

— Точно.

Нита довольно миловидна: высокая, но не слишком, в меру стройная, а ее кожа будто пропитана солнцем.

Не знаю, куда я сейчас пойду, главное — подальше от этой красивой девушки. Ведь она мигом помчалась поговорить с моим парнем без свидетелей.

Я замечаю в конце коридора Зою, жестом манящую меня к себе. Она выглядит спокойной, ее лоб разгладился, волосы распущены по плечам.

— Я беседовала с остальными, — заявляет она. — Мы планируем через два часа полет на самолете. Нечто, вроде экскурсии.

От страха и волнения у меня перехватывает в груди так же, как бывало, когда меня привязывали к тросу зип-лайна на верхушке Хэнкок-билдинг. Представляю, как поднимусь в воздух на крылатой машине, мощь ее двигателей, порывы ветра… А потом прикидываю вероятность того, пусть даже незначительную, что я ненароком упаду в объятия смерти.

— Отлично.

— Встречаемся у ворот B14. Найдешь по указателям?

Я смотрю вверх сквозь стеклянную крышу. Небо чистое и бледное, того же цвета, как мои глаза. В нем ощущается неизбежность, словно оно всегда ждало меня. Возможно, это потому, что я люблю высоту. А другие ее боятся. Странно, но небо — это единственное незнакомое мне место…

Металлическая лестница, ведущая вниз, скрежещет под моими шагами. Чтобы рассмотреть самолет, я запрокидываю голову, он громадный и серебристо-белый. Чуть ниже крыла — огромный цилиндр, внутри которого вращаются лезвия. Я представляю, как лопасти засасывают меня, выплевывают мои останки с другой стороны, и содрогаюсь от этой картины.

— Как может такая здоровенная штука подниматься вверх? — вдруг раздается голос Юрайи за моей спиной.

Я молчу. Не знаю и знать не хочу. Следую за Зоей по новой лестнице, ведущей к отверстию сбоку самолета. Мои руки немного дрожат, когда я хватаюсь за перила. Я в последний раз оглядываюсь через плечо, посмотреть, не догоняет ли нас Тобиас. Но Тобиаса нет. Залезаю внутрь и невольно наклоняюсь, хотя отверстие явно выше моего роста.

Вижу ряды кресел, покрытых изношенной, кое-где порванной синей тканью. Выбираю место в первом ряду у окна. В позвоночник мне упирается металлическое ребро. Сиденье похоже на скелет, с жалкими остатками плоти.

Кара устраивается позади меня, а Питер с Калебом занимают места в задней части отсека. Вот уж не знала, что они такие друзья. Впрочем, ничего удивительного, если учесть, какие оба подлецы.

— Сколько же лет этой штуке? — интересуюсь я у Зои.

— Немало, — уклончиво отвечает она, — но мы полностью переделали основные узлы. Самолет по своим размерам совершенно подходит для наших целей.

— А для чего вы его используете?

— В основном для наблюдения. Мы приглядываем за тем, что творится в округе, на случай возникновения той или иной угрозы, — Зоя делает паузу. — Территория — большая и довольно дикая. Между нашим Чикаго и Милуоки — другим ближайшим регионом, который контролируется правительством, — около трех часов полета.

Мне хочется узнать обо всем поподробнее, но Юрайя и Кристина садятся рядом со мной, и момент упущен. Юрайя убирает подлокотник между нами и склоняется ко мне, чтобы выглянуть в окно.

— Если бы лихачи узнали о таком, они бы выстроились в очередь, чтобы научиться им управлять, — усмехается он. — И в первую очередь я сам.

— Нет, они бы сперва привязали себя к его крыльям, — Кристина толкает его в бок. — Ты что, не знаешь собственную фракцию?

Юрайя делает вид, что хочет ударить ее в челюсть, и снова поворачивается к окну.

— Кто-нибудь из вас видел Тобиаса? — спрашиваю я.

— Нет, — говорит Кристина. — Как он?

Прежде чем я успеваю ответить, в проходе между рядами сидений появляется пожилая женщина с морщинками вокруг рта и хлопает в ладоши.

— Меня зовут Карен, сегодня я буду вести наш самолет, — объявляет она. — Ребята, вы должны запомнить одно: шанс авиакатастрофы на самом деле много ниже, чем автокатастрофы.

— Значит, если мы оттуда свалимся, у нас есть шанс на выживание, — бормочет Юрайя.

Он выглядит беспечным, как ребенок, вот только его темные глаза смотрят настороженно. Он не был таким со смерти Марлен. Сейчас он очень хорош собой.

Карен исчезает в передней части самолета. Зоя садится через проход от Кристины, не забывая, раздавать нам инструкции: «Пристегните ремни безопасности!» или «Не вставайте, пока мы не достигнем крейсерской высоты!» Конечно, Зоя, как всегда, ничего нам не объясняет. Это почти чудо, что она просветила по поводу Чикаго и Милуоки.

Самолет начинает сдавать назад. Я удивляюсь тому, насколько плавно он движется, как будто мы уже парим над землей. Он разворачивается и скользит по полосе, на которой нарисованы десятки линий и символов. Чем дальше мы удаляемся от Резиденции, тем быстрее колотится мое сердце. Через динамики раздается голос Карен: «Подготовиться к взлету».

Когда самолет начинает крениться, я вцепляюсь в подлокотники. Меня сильно вжимает в кресло, вид из окна превращается в разноцветный мазок. Я вижу землю расстилающуюся под нами, становящуюся все меньше с каждой секундой. Мой рот открывается.

Вот забор, окружающий Резиденцию, и само здание, похожее на изображение нейрона из учебника. Вокруг — сеть бетонных дорог и какие-то строения. Потом я перестаю различать и шоссе, и сооружения, все внизу превращается в зеленовато-серое одеяло.