И мы опять сидим в тишине, наблюдая, как руины смазываются в бесформенные пятна по мере того, как пикап ускоряет ход.

— Я думаю, вы с Четыре очень подходите друг другу, — изрекает он.

Не хочется объяснять ему, что мы с Тобиасом — на грани разрыва. Поэтому я переспрашиваю:

— Да?

— Точно. Видно, как ты на него влияешь. Ведь до знакомства с тобой Четыре был совершенно другим человеком: бешеным, агрессивным, опасным.

— Бешеным?

— Именно.

— А может… — я делаю паузу, — …храбрым?

— Конечно. Но и чуточку сумасшедшим, не так ли? Я имею в виду то, что большинство лихачей предпочло бы прыгнуть в Яму, чем продолжить посещать комнату страхов. Есть храбрость, а есть — мазохизм, а иногда границы между тем и другим несколько размыты.

— Знаю, — ворчу я.

— И я тоже, — усмехается Амар. — Но когда настолько разные люди путаются вместе, ничего, кроме головной боли не выходит. Но вы, ребята, полезны друг другу.

— Путаются, говоришь? — морщу я нос.

Амар переплетает пальцы и крутит ладонями, дабы проиллюстрировать свою формулировку. Я улыбаюсь, но сердце мое щемит от боли.

35. Тобиас

Иду к стульям и креслам, расставленным у окон диспетчерской, и начинаю просматривать мониторы в поисках моих родителей. Первым делом нахожу Эвелин: она стоит в вестибюле штаб-квартиры эрудитов и шушукается о чем-то с Терезой и каким-то бесфракционником. Они — ее ближайшие помощники. Увеличиваю громкость, но не могу ничего разобрать, кроме невнятного бормотания.

За окнами темнеет ночное небо — такое же, как и над моим бывшим городом. Разве что здесь, над Резиденцией, горят синие и красные огоньки, отмечающие взлетно-посадочные полосы аэродрома. Странно осознавать, что, несмотря на одно и то же небо у нас над головами, мы все абсолютно разные.

Сотрудникам диспетчерской уже сообщили, что я отключил систему безопасности, как и то, что одного из их товарищей убила сама Нита. Но они игнорируют меня, во всяком случае, пока я не приближаюсь к их рабочим местам. Просматриваю кадры, мелькающие на очередном мониторе. Может, я обнаружу Маркуса или Джоанну и пойму, что творится у верных?

Вот мост возле Супермаркета Безжалостности, Спайр, главный проспект сектора альтруистов, Втулка, Колесо обозрения и поля Содружества, на которых сейчас работают люди из всех фракций. Но ни одна из камер не транслирует мне того, что я хотел бы увидеть.

— Ты постоянно тут сидишь, — ко мне приближается Кара. — Страшно ходить по остальной части Резиденции, что ли?

А я действительно часто заглядываю в диспетчерскую. В основном, чтобы скоротать время в ожидании своего приговора от Трис. Еще жду, пока мне не расскажут о наших дальнейших планах по саботажу деятельности Бюро.

— Нет, — говорю я. — Слежу за родителями.

— Которых ты ненавидишь? — произносит она. — Теперь-то все встало на свои места. Да, в этом есть смысл.

— Они опасны, — возражаю я. — И никто, кроме меня, не понимает насколько.

— А что ты сможешь сделать, даже если они затеют нечто ужасное? Отправить дымовой сигнал?

Я молчу.

— Хорошо, — она поднимает руки в знак капитуляции. — Я просто пытаюсь напомнить тебе, что там больше не твой дом.

— Понял.

Никогда не думал, что кто-нибудь из эрудитов хоть что-то соображает в человеческих взаимоотношениях и эмоциях, но Каре в проницательности не откажешь. Я боюсь и поэтому пытаюсь скрыться от страха в прошлом. Тревожный симптом.

Снова прокручиваю назад изображение на мониторе, затем ставлю на паузу и мотаю вперед. В городе — толпа людей собирается вокруг здания, словно слетается стая черных птиц. Их движения выглядят отрепетированными.

— Они все-таки сделали это, — восклицает Кара. — Верные решили атаковать.

— Эй, вы, — кричу я сотрудникам в диспетчерской.

Женщина, которая всегда бросает на меня неприязненный взгляд, поднимает голову.

— Камера двадцать четыре. Быстро.

Она дотрагивается до своего монитора, и сотрудники молниеносно кидаются к ее месту.

Я обращаюсь к Каре:

— Позови остальных, ладно?

Она кивает и с дикими глазами вылетает из диспетчерской.

Вооруженные люди, сгрудившиеся у здания, не носят униформы. Стараюсь подобрать такой ракурс, чтобы узнать хоть кого-нибудь, но изображение не в фокусе. Они общаются друг с другом жестами, и видны только белые ладони, мелькающие в темноте.

Я начинаю постукивать ногтем по передним зубам. Через пару минут прибегает Кара со всеми нашими. Питер громко произносит: «Разрешите», и его пускают поближе.

— Что случилось? — спрашивает он у меня.

— Верные сформировали армию, — отвечаю я, кивая на экран. — Похоже, там народ от каждой фракции, даже от Товарищества и эрудитов.

— От эрудитов? — изумляется Калеб.

— Верные являются врагами бесфракционников, — поясняет Кара. — Следовательно, у них общая цель: свергнуть Эвелин.

— А насчет Товарищества ты уверен? Что они тоже вступили в армию? — выпаливает Кристина.

— Они не участвуют в беспорядках, — уточняю я. — Но помогают.

— Верные впервые захватили оружейный склад несколько дней назад, — бросает нам молодая женщина, сидящая на соседнем кресле. — Тогда-то они и раздобыли себе пушки. Это уже второй налет. После первого раза Эвелин приказала спрятать боеприпасы в другое место, но кое-что они вывезти не успели.

И мой отец, и Эвелин знают: только оружие заставит людей подчиняться беспрекословно.

— А каковы их намерения? — интересуется Калеб.

— Верные настроены вернуться к нашей первоначальной цели, — отвечает Кара со страстью. — Независимо от того, что означает отправка людей за пределы города, нужно следовать идеалам, завещанным нам Эдит Прайор. Мы ведь сами думали, что это очень важно, хотя сейчас понимаем, что ее слова были не совсем правдивы. Они собираются добиться восстановления фракций, нападая на укрепления бесфракционников. Кстати, мы с Джоанной обсуждали данный вопрос. Мы не думали о союзе с твоим отцом, Тобиас, но я полагаю, что она вынуждена так действовать.

Я почти забыл, что Кара сама являлась одним из лидеров верных. Не уверен, что ее беспокоит сохранение фракций, но она просто тревожится о людях.

Даже несмотря на болтовню, я слышу, как раздаются отрывисто звучащие выстрелы. Переключаю изображение на камеру, которая находится внутри здания. Туда как раз ворвались захватчики. Поблескивает стеллаж, на котором выстроились коробки с патронами и лежит небольшое количество пистолетов. Это — ничто по сравнению с запасами Резиденции, но в городе весьма ценно.

Несколько мужчин и женщин с повязками бесфракционников стерегут склад. Они быстро терпят поражение, задавленные превосходящими силами верных. Наконец, я вижу среди них знакомое лицо — Зик. Рукояткой пистолета он бьет в челюсть рослого охранника. Сопротивление бесфракционных преодолевается в течение пары минут, выстрелы я замечаю только тогда, когда пули уже похоронены в плоти жертв.

Верные носятся по комнате, небрежно переступая через тела, и сгребают все, что могут. Зик собирает отобранные стволы и кидает их на стол. Я редко когда видел, чтобы Зик был настолько решителен. А он еще не знает, что случилось с Юрайей.

Женщина в кресле дотрагивается пальцем до экрана: появляются застывшие кадры наиболее интересных моментов захвата. Она снова касается стекла, и картинка увеличивается: человек с короткой стрижкой и женщина с длинными темными волосами. Маркус и Джоанна.

— Надо же, а они сумели привлечь лояльных членов фракций на свою сторону. Удивительно, что верные до сих пор не превзошли по численности бесфракционников, — удивляется сотрудница диспетчерской. — Впрочем, последних тоже оказалось больше, чем мы ожидали. Трудно подсчитать население, разбросанное по городу.

— Джоанна возглавляет восстание? С оружием в руках? Бред какой-то, — бурчит Калеб.

Джоанна однажды сказала мне, что, если бы решение зависело от нее, она бы поддержала меры против эрудитов, несмотря на пассивность ее фракции. Но тогда она подчинилась — ей пришлось. Теперь, кажется, она превратилась в нечто большее, чем глашатай Товарищества или даже лидер верных. Она стала воином.